Ремесло государя - О`Санчес

Но трое человек из отряда остались на месте будущей атаки, продолжать слежку и дозор, ибо сила воина во многих свойствах поровну распределена, а слабость – проявляется почти всегда именно в беспечности. И в глупости тоже, но военная беспечность, ратная неосторожность – они и есть главная глупость на свете. Разведчики смотрели в окна, в двери, в щели, и так… И отчаянно завидовали, аж слюной изошлись, ибо наблюдать им приходилось привычные, милые сердцу каждого обжоры, выпивохи и бабника, радости. Вкушать, так сказать, вприглядку. Но удивительного в том трактире тоже хватало. Постоялый двор, видать, непростой, лихими людьми облюбованный…

– Смотри, смотри, Зубан: этот… который оборотней задавил… опять плясать собрался… Потеха!

– Это им потеха, а нам завидки. Хваком его зовут, если я правильно расслышал.

– Чудно: говорят по-нашенски, все понятно.

– А как им еще говорить? По-чужому лопочут те, кто живут за тридевять морей, за океаном, а эти… Отодвинься, фу… и не дыши в мою сторону, давай, давай, от тебя тоже все хорошо видно, как и от меня…

Прошлой ночью внимание лазутчиков привлекла одна очень примечательная личность. Это был здоровенного роста детина, в четыре локтя с половиною, молодой еще, но весьма жирный, даже под рубашкой видно, что бока и брюхо над портками свисают, а сами портки на заду едва ли не лопаются. Казалось бы хлюпец, байбак байбаком, ибо в жиру не может быть силы, но…

Жрет за троих, пьет за пятерых, поет и пляшет без устали – сапоги стоптал – и все никак под стол не валится! Без меча, с одною лишь секирой на поясе, без кольчуги… Ну, оно бы и ладно, что веселится вторые сутки напролет, все настоящие мужчины должны проявлять себя умелыми и стойкими на пиру… Но ведь и другое было, доглядчиков смутившее… Вывалился из задних сеней трактира этот Хвак и шатнулся на двор, во тьму предрассветную, к отхожему месту. Да с пьяных, видимо, глаз, повело его на дальний толчок, в углу двора, который не удобный гостевой, а простецкий, для трактирных жителей-работников. И тотчас же, сладкого мига дождясь, выпрыгнули из засады двое оборотней-людоедов, он и она, юркнули вслед за ним в нужник…

Дерзкие, явно оголодавшие, оборотни были загодя замечены пиратскими разведчиками и сами их заметили, но… Те охотники – и эти охотники, те в засаде – и эти в ней же, те вооружены и отчаянны – и оборотней запросто не возьмешь… Сообразили обе стороны, что не мешают друг другу – и притерпелись к опасному соседству, взаимной бдительности отнюдь не снижая… Пиратам в великое облегчение, что нашелся пьяный дурак оборотням на добычу: задавят его в сортире, и уволокут в лесное логово, и что особенно радостно – сами, наконец, уберутся, очень уж зябко ощущать на себе голодные оглядывания полудемонов… Вдруг, немного погодя, нужниковая дверь с треском распахивается и оттуда выходит живой и невредимый толстяк! Портки поправляет на ходу неспешном, что-то гнусит под нос… прислушались – вроде напевает, как ни в чем не бывало… Странно. Долго ждали лазутчики – никто больше из трактирных сеней на задний двор не выходит, а из сортира – тоже ни звука.

– Бач, ну-ка сходи, взгляни… чего там?

– А почему – я???

– Тихо… тихо… не ори. Потому что убью, рот вонючий, если не пойдешь.

– Понял. Но вы уж тоже, если что… выручайте.

– Это само собой.

Пополз Бач смотреть… вернулся живым.

– Там они… мертвые плавают. Внизу.

– Оба???

– Свет короток получился, я только евонную голову через дыру засек. Думаю, что баба… ну, самка – тоже неподалеку пристроена, больше там негде прятаться.

– Во, дела! А на вид – мешок с отрубями. Хотя – столько жрать – можно великие силы прикопить. Смотри, смотри… Глядишь, к утру и мы так-то погужуемся, если наши подоспеют. Ух, как кишки-то с зависти крутит, вон ведь винища сколько! И бабы! Баб надо будет попытаться сберечь, хотя бы одну для нас, для передового дозора уцапать! В награду, так сказать…

Пираты все верно рассмотрели: начинался очередной танец, да не простой, а знаменитое «Коромысло», после которого разгоряченные мужчины и гулящие трактирные девки особенно охотно составлялись в милующиеся пары. В деревнях «Коромысло» – это танец огневой, но чистый, на нем женихи выбирают невест и невесты женихов, а вот на постоялых дворах и в трактирах… Не-ет, добропорядочные семейные люди до таких греховных игрищ никогда не опускаются, разве что украдкой, по без вторых своих половинок…

Пиратским разведчикам танец сей был неизвестен, однако, все равно – жаркая забава смотреть!

Трактир «Дальше некуда» располагался в Осиновой Пуще, на малоосвоенных имперских землях. От столицы далеко, а вот до рубежей, морских и сухопутных – рукой подать. Удельных повелителей здесь нет, караульные войска десятилетиями не появляются. Поэтому и неудивительно, что облюбовали места сии разбойники, воры, грабители, и иные любители неправедной наживы. Крестьян и мастеровых от веку здесь не видывали, особ благородного сословия – и того давнее. С другой стороны рассудить – а где же еще сорвиголовам собираться среди себе подобных, как не в трактирах? Не в берлоге же спать и не на сугробе пировать? Не на столичной же покаянной площади неумолимые грехи замаливать, и не в храмах молодость тратить, в поисках благочестия и благонравия… Бывает так, что и в застенках встречаются знакомцы удалые, на цепях соседних, но туда – всяко не по своей волюшке идут… И если уж о храмах речь зашла – не святой ли отец Тарпагу к танцу готовится, потуже хламиду перетянув на широченных боках? Так и есть: вместо того, чтобы поститься в келье лесной, при своем храме крохотном, вознося неустанные молитвы богине Погоды Оббум, отец Тарпагу хохочет пьяно и плетью помахивает! Ему предстоит важное: он будет в этом танце правой частью коромысла, потому и плеть в правой руке. А у разбойничьего главаря Кусы плеть в левой ручище, ибо он выбран на левое плечо. В корне же коромысла стоит не кто иной, как бродяга по имени Хвак. Кто он такой – даже сам трактирщик Горуль не знает: вроде бы и с разбойниками он, а вроде бы и сам по себе. Вроде бы и грабил вместе с Кусой, вместе с Черным, а вроде бы ни в одной шайке и не состоит… Жрет-пьет, дерется изредка, расплачивается сносно… Весельчак. До баб повадист. Говорить с ним скучно и не о чем. Не пахарь и не горожанин, так, перекати-поле. Откуда у него деньги, и сам откуда? – только богам ведомо, но им на это наплевать и трактиру тоже. Однако, статью телесною он весьма «Коромыслу» подходящ: повыше и потолще обоих верзил – Кусы и Тарпагу, да и в танцах толк понимает. Тоже пьяный, как и все в трактире, но в ногах крепок. А как раз это в «Коромысле» и надобно! Дополнительный вкус и ценность танцу прибавляет то обстоятельство, что женщин в трактире, в сравнении с мужчинами, весьма немного, дюжины три: подавляющему большинству танцующих мужчин – остаться без сладостной добычи. Женщины – ясное дело – гулящие все как одна, порядочных в эти края не заманишь. Но вот как раз они все – в полном и трезвом разуме, иначе в два счета без прибытка останешься, мужчины местные – ушлый народ: задарма порадуются над пьяною, да её же и обчистят.